Путешествие мальтийцев в Россию
Слишком короткий срок — всего около столетия — потребовался членам ордена Святого Иоанна Иерусалимского, чтобы кардинально изменить образ жизни, а следовательно и мировоззрение. В тяжелые времена Средневековья они заботились о защите христианства, помогали больным и бездомным, отстаивая свои немалые права в кровавых схватках. После блистательной победы над турками воинственность начала медленно угасать. Некогда внушавшие почтение и страх воины Христа занялись бытовыми вопросами, облачились в шелка и кружево, переселились во дворцы, не уставая состязаться друг с другом в богатстве.
Оставаясь военным союзом, орден постепенно превращался в «учреждение для поддержания праздности младших отпрысков нескольких аристократических семейств». Рыцари больше не спали в одной большой комнате и не ели вчетвером из одной тарелки. К началу XVIII века братья обосновались в обержах, где жизнь была намного более комфортабельной. Рыцарские общежития на Мальте
представляли собой двухэтажные здания со строгими фасадами и уютными внутренними дворами. Жилые покои, как правило, находились на втором этаже, куда вела широкая каменная лестница. Двери комнат выходили в длинный коридор, причем каждый рядовой член ордена занимал два помещения. По ночам из окон доносилась музыка, звучал женский смех, а дневную тишину нарушал храп отдыхавших после вечеринки братьев. Пиры в обержах и дворцах орденских правителей сопровождались азартными играми, по обыкновению завершаясь пьяными вакханалиями.
Путешественники, посещавшие Большой госпиталь, с удивлением отмечали отсутствие былого порядка. Удручающее впечатление производил закопченный потолок в главной палате, грязное постельное белье, ужасающая вонь, стоны больных, подолгу ожидающих врача, который совершал обход, зажимая нос платком. Серебряная посуда осталась в прошлом; большую часть служителей составляли изгнанные из ордена и преступники. В то же время гроссмейстеру Рогану прислуживали 40 человек, а в дворцовой конюшне было чище, чем в госпитальных палатах.
Монашеские обеты в ту пору стали формальностью. Английский священник, посетивший Мальту в 1770 году, наблюдал за отплытием орденского флота на корсо: «Каждый из команды галеры знаками объяснялся со своей возлюбленной, рыдавшей на стенах бастиона; для этих джентльменов обет целомудрия значил так же мало, как заветы Христа для священников».
Рыцари старались не общаться с местным населением, и те отвечали им таким же пренебрежением. Знатные мальтийки выходили из дома, прикрыв лицо вуалью, не появлялись на городских праздниках, делая исключение лишь для мессы в кафедральном соборе. Знакомство с кавалером для местного аристократа считалось позорным, и неудивительно, ведь на Мальте все еще процветала работор-
говля. Захваченные на корсо турки, египтяне, алжирцы, тунисцы и жители Триполи считались собственностью ордена. Пленников оставляли на острове, продавали на аукционах, дарили европейским монархам или обменивали на христиан. Закованные в кандалы невольники ночевали в бараках на окраине Витториозо, где их обнаружили солдаты Наполеона. Захватив архипелаг, французский император приказал освободить всех рабов, которых насчитали более 2 тысяч, что составляло пятую часть населения Мальты.
Если средневековые главы ордена отличались от простых рыцарей только наличием Большого креста, то гроссмейстеры Нового времени носили огромные береты с бриллиантовой диадемой. Эммануил Пинто первым водрузил на себя королевскую корону, набросив на плечи горностаевую мантию. Его последователи не удостаивали вниманием простых рыцарей и даже людей из собственной свиты приветствовали едва заметным кивком. Советы и аудиенции того времени завершались ритуалом целования руки великого магистра, которого теперь именовали «его преосвященным высочеством». В окружении королевской пышности главы ордена относили себя к особам голубой крови, не случайно европейские монархи начинали письма с обращения «дорогой друг и кузен», «наш самый первый единокровный, любимейший друг и брат».
Свита великого магистра Рогана состояла из сенешаля, 2 стременных, хранителя гардероба и личной казны, сокольничего, секретаря, повара и кондитера, а также специалистов по приготовлению еды для собак. Капитул выделял на «содержание Его Высочества, для кормления и поддержания достоинства» уже не одно, а несколько командорств. Кроме того, в целях увеличения дохода владыки из братства уходила значительная доля налогов и таможенных сборов.
К концу XVIII века в ордене ослабла дисциплина, исчез боевой дух и кавалеры уже не могли сопротивляться врагу так же яростно,
как в былые времена. Когда в феврале 1798 года к берегам Мальты причалили корабли Наполеона, некоторые из них отказались стрелять в соотечественников и, более того, посчитали за честь принять их у себя. Впрочем, может быть именно им Валлетта обязана сохранностью: избежав осады, прекрасная столица Мальты на протяжении 400 лет радует мир своей уникальной красотой.
Высадка армии Наполеона
Увидев в Большой гавани французские корабли, глава ордена, немецкий барон Фердинанд Гомпеш, фактически сдал острова, правда под нажимом со стороны капитула. По свидетельству очевидцев, он потерял волю к сопротивлению, хотя решительный полководец и
организатор мог бы доставить врагу немало неприятностей. «Имея сильные укрепления, Мальта не имеет моральной стойкости», — сказал Наполеон, входя в широко распахнутые ворота столицы. Впрочем, по его мнению, рыцари «не сделали ничего постыдного; ведь никто не обязан добиваться невозможного». Всего 16 рыцарей оказались верными клятве и взяли в руки оружие, несмотря на явную безнадежность обороны. Пока большинство братьев отсиживалось в обержах, они сражались на стенах Валлетты, отбивая атаки из пушек и даже пытаясь остановить наступление французов в открытом бою. Отряд под командованием шевалье Томмази удерживал позицию в течение нескольких часов. Парализованный бальи де Тинье, лежа на носилках, наблюдал за происходящим с крепостной стены, считая, что офицер во время войны должен находиться на поле боя.
В ходе слабого сопротивления мальтийцы потеряли нескольких человек в сражениях с врагом и разъяренной толпой горожан, которые, не желая воевать, растерзали 4 рыцарей. Французам удалось без крови захватить орденские корабли и большое количество боеприпасов. Уже на следующий день архипелаг был причислен к владениям Французской республики, а гроссмейстер получил командорство в Германии и ежегодную ренту в 300 тысяч франков. Наполеон разрешил рыцарям вернуться на родину, причем каждому их них была обещана пенсия в 700 франков.
Спешно покидая остров, Гомпеш успел прихватить из собора самые ценные христианские святыни: кусок дерева от креста, на котором был распят Иисус Христос, руку Иоанна Крестителя и чудотворную икону Богоматери Палермо. Прибыв в Триест, он разослал депеши, оповестив великих приоров о случившемся, и, конечно, умолчал о подробностях. Тем не менее реакция зарубежных рыцарей последовала немедленно и была бескомпромиссной: изменника лишили звания великого магистра, а столп немецкого язы-
ка потребовал подвергнуть его рыцарскому суду. Светские монархи, словно сговорившись, изгнали мальтийских дипломатов из своих столиц.
Во многих странах имущество Мальтийского ордена было конфисковано, а с фасадов исчезла орденская символика.
Осенью того же года иоанниты лишились всех владений во
Франции и других европейских
государствах. Однако это собы
тие не обернулось трагедией, по
скольку на помощь ордену при
шел император Павел. К тому
времени уже давно существовало
и активно действовало полуофи-
Император Павел I циальное русское приорство, возглавляемое графом Джулио Литта и папским нунцием Лоренцо Литта. Братья жили в роскошных апартаментах предоставленного им Воронцовского дворца, слушали мессу в стоящей рядом капелле Иоанна Крестителя и были готовы принять у себя оставшихся воинов Христа. Рыцари не замедлили воспользоваться приглашением Павла, тем более что их права в России подтверждал разработанный лично императором манифест «Об установлении в пользу российского дворянства ордена Святого Иоанна Иерусалимского». Согласно этому документу, в ряды российских рыцарей церкви, наряду с католиками, принимались православные. Соискателю, или «новициату», по-прежнему полагалось быть потомственным дворянином, а также нести повинность в виде единовременной платы от 2400 до 1200 польских злотых в зависимости от возраста: наибольшая сумма предусматривалась для лиц, не достигших 15 лет. Использование иностранной валюты определялось тем, что российское приорство возникло вместо аннулированного польского. Высшие должности в новом отделении могли занимать только русские подданные. Правда, пыл честолюбивых особ, то есть тех, кто мечтал о титуле гроссмейстера, устав охлаждал требованием участвовать в 4 полугодовых походах в составе российской армии или орденского флота.
Накануне опубликования манифеста члены’русского приэрства по требованию графа Литта избрали императора главой ордена. Папа Пий VI ограничился лишь устным согласием, что впоследствии отразилось на юридическом положении Павла. На церемонии избрания рыцари выхватили из ножен мечи и потрясли ими в воздухе, символически угрожая врагам, а затем граф Литта провозгласил своего протеже великим магистром ордена Святого Иоанна Иерусалимского. После этой, как оказалось позже, неофициальной процедуры назначения Павел посчитал себя не только гроссмейстером, но и обладателем Мальты. Видимо, забыв о захвате ее французами, он назначил коменданта и даже предоставил трехтысячное войско в качестве гарнизона.
К счастью, русские не сумели реализовать мнимые права, поскольку Павел прожил недолго, а на островах обосновались англичане. Зато в России желания нового руководителя ордена воплощались быстро. Мальтийская символика — крест и флаг — появилась на штандартах гвардейских и кавалергардских полков. Вновь избранному гроссмейстеру полагалась новая гвардия, и Павел приказал «образовать оную» из личной охраны. Вскоре две сотни рослых, наряженных в красные мундиры солдат поселились в казармах
Кавалергардские штандарты с мальтийской символикой: а — эскадронный, б — полковой, в — корпусный
Зимнего дворца, вступив на службу наравне с русскими гвардейцами. Один из «мальтийских» телохранителей неотступно ходил за императором, оберегая его от невидимых, но реальных врагов.
Со смертью Павла существование в России ордена иоаннитов лишилось смысла. Александр I поспешил освободиться от титула и обязанностей, хотя внешне неприязни к братьям не выказал. Однако это сделал его вельможа, граф Н. П. Румянцев, заявивший прямо, что «Мальта не нужна России, ибо может вовлечь нашу державу в европейскую войну».
Госпитальеры вновь оказались бездомными зимой 1810 года, когда все имущество ордена по распоряжению императора перешло в государственную казну. Немного позже члены русского приорства последовали декрету, согласно которому запрещалось получать и
носить мальтийские кресты, а также иные относящиеся к ордену знаки отличия. Изгнанные из петербургской резиденции рыцари в очередной раз отправились странствовать по миру, с трудом находя пристанища при европейских дворах.
«Замок мальтийских рыцарей», как жители столицы называли Воронцовский дворец, утратив значение, был переименован в Пажеский корпус. В католической церкви до конца XIX века хранилось царское кресло великого магистра, покрытое балдахином из бархата с изящным золотым шитьем. Регалии гроссмейстера — золотая корона и «кинжал веры» — после смерти Павла исчезли из Бриллиантовой комнаты Зимнего дворца, но спустя несколько лет появились в Оружейной палате Московского Кремля. Сегодня наглядным свидетельством мальтийского прошлого России служат портреты русских вельмож с Большими крестами, в кирасах и рыцарских плащах. Павел I также велел запечатлеть себя в одеянии иерарха ордена; лучшее изображение императора в этом наряде исполнил знаменитый художник В. Л. Боровиковский.
Принимая почетный титул, Павел мечтал о светлом будущем братства и, безусловно, не имел никаких меркантильных интересов. Может быть, несправедливо причислять его орденскую деятельность к авантюрам, но в настоящее время именно так ее рассматривают современные рыцари. В официальном «Ежегоднике» Мальтийского ордена, который сегодня имеет собственную резиденцию в Риме, сказано, что «провозглашение женатого некатолика главой католического религиозного ордена было полностью незаконным, неправомерным и никогда не признавалось Святым престолом…»